19.10.2007г.
Автор: В.Амылин
Рубрика: О жизни

Схима для императора

«Не как я хочу, а как ты, Господи»

Весна в 20-м была ранней. Как-то моментально прекратились метели, голубое небо заполнилось барашками белых облачков, легкий ветерок нес из далекой тайги аромат свежей хвои. Нетерпеливое ожидание тепла горячило кровь людей и животных, наполняло радостью жизни и надеждами на избавление от этой серой унылой жизни.
Начальник местного «ЧК» появлялся строго в восемь утра. Ежедневно, в любую погоду его высокая сухопарая фигура появлялась у крыльца кирпичного двухэтажного здания, он оглядывался по сторонам. Цепким взглядом хозяина он смотрел на широкую грязную улицу, по которой проносились лихачи-извозчики, тянули телеги ломовые лошади мимо бывших особняков местных миллионщиков, в которых густо осели новые государственные служители.
Улица раньше так и называлась Миллионная, а теперь – Советская.
Дом тоже принадлежал бывшему владельцу прииска, исчезнувшего в сутолоке смуты, и хозяин не пожалел мошны: выстроил добротный дом прямо на берегу реки. И начальник, поднявшись к себе на второй этаж, в бывшую спальную комнату, где по какому-то недоразумению сохранилось кое-что из обстановки, любил некоторое время постоять у окна, полюбоваться на вид, который открывался из его окна. Но он не понимал этой дикой красоты, ему более по сердцу была природа родной Латвии, чем эта бескрайняя, дикая таежная глушь, населенная людьми, привыкшими жить так, как им этого хочется. Но всему этому скоро настанет конец. Такие, как он, понимающие, что нужно для счастья людей, пришли сюда, чтобы убедить, а если нужно, заставить, да, и заставить жить так, как им предписано новой властью. И он горд тем, что и он участвует в этом трудном деле. Постучавшись в двери, вошел секретарь, молодой подтянутый юноша.
- Здравия желаю, товарищ командир! Разрешите войти? - весь пышущий здоровьем, он вызывал у председателя легкую зависть.
- Входите, - чуть картавя, ответил он, и подошел к столу, - ну, что там у нас сегодня?
- Сообщение прибыло из села Таятского, агент прислал, вроде как сам полковник Глазырин в гости пожаловал.
Секретарь подошел к столу и положил перед председателем записку. Тот посмотрел в окно и сказал:
- Объяви всем боевой сбор, нужно посмотреть, настоящий ли это полковник!
Секретарь круто развернулся, ему нравилось исполнять эту роль, а хозяин кабинета, проводив его взглядом, принялся изучать донесение.
Откуда появился здесь этот полковник и что ему тут надо, было одному Богу известно. Сам по себе полковник не представлял большой опасности, мало ли каких людей лихого нрава сгинуло в подвале этого дома, многих успокоила пуля, выпущенная из рев нагана, но тут была строжайшая телеграмма из Москвы. Вести наблюдение, брать только живым. А то своей головы не сносить. Полковник тоже вел себя непонятно, мог бы давно удрать на все четыре стороны, но почему-то, как ястреб, кружил по округе, несмотря на то, что делать ему тут было абсолютно нечего. Грабежом его небольшой отряд не занимался, про то слышно не было. Несколько раз «чоновцы» могли взять его живым, а мертвым и подавно, но он уходил, опасность чуял за версту. А что ему делать в самом глухом селе уезда, там, кроме двух десятков изб да полуразрушенной церкви, ничего интересного нет, да и дорога в том селе заканчивается. Дальше непроходимая тайга и никакого жилья, за исключением небольших скитов, где доживают свой век самые ярые староверы, которых еще не удалось выкурить из таежных нор.
Через два часа неспешным шагом отряд кавалеристов во главе со своим командиром выехал из открытых ворот особняка, тревожным аллюром поскакал по улице. Редкие прохожие, которым на глаза попадались полтора десятка всадников, провожали их испуганными взглядами, торопясь свернуть от греха подальше в боковой переулок. Власть она всегда власть, и погулять, и покровавить, да зачем лишний раз судьбу испытывать? Конный отряд вышел из города и потерялся в таежной чаще.

В Сибири, летом 1998 года

- Так, значит, прибыли для прохождения службы в наш город? – подполковник, возрастом слегка за сорок, с черной копной волос, ну вылитый цыган, вышел из-за стола, - очень хорошо!
Он энергично пожал руку Володе, чуть прищурил глаза:
- Всякий нормальный милиционер начинает свою службу на посту участкового, - начальник старался говорить веско, - кто участковым не бывал, тот службы не знает. Такова первая заповедь, потому как это самый главный сотрудник, лейтенант. И вторая заповедь. Знаешь эту заповедь? - тут подполковник выдержал паузу. - Не разрешай себя называть ментом. Это уголовники нам приклеить хотят, они решили, что это сейчас их время. Только мы им крылышки-то обрежем, что мало не покажется!
Володя, прибывший после училища для представления начальнику районного отдела милиции, стоял, вытянувшись в струнку. Кабинет не блистал роскошью. Обычная мебель, письменный стол, шкафы, невзрачная люстра. Два окна выходят на реку, за которой, куда хватает глаз, бескрайняя тайга и синь неба.
- Ну, иди, принимай дела, - сказал напоследок подполковник, - поедешь в Таятский, городок не большой, справишься. А если что, ко мне, не стесняйся. Или к Боцману, есть у нас такой, познакомишься. Народ у нас душевный, только водки сегодня много не пей, а то они с тебя вступительный взнос возьмут. Тут уж ничего не поделаешь, традиция!

Село Таятское, весна 1920 года

В село добрались ночью, измотав себя и лошадей. По весенней распутице отмотали столько верст, нахлебались щей лаптем. Едва миновали околицу, загавкали в голос деревенские псы, тут главное - быстро разъехаться по избам, не дать никому опомниться. Только полковник, если здесь, тоже не дурак, тут и заимок хватает, есть где схорониться. Но и чекисты не лыком шиты, у них своя сноровка. Выставили посты, распрягли лошадей, тачанку с пулеметом, поставили так, чтобы улицу простреливала, в случае, не дай бог, лихого набега.
А утром началось. Всех от мала до велика собрали на сходку. Только уж совсем малых да немощных оставили по избам, да беременных баб командир особо приказал не брать.
- Вот что, граждане, - командир стоял на тачанке в кожаной куртке, говорят, от вшей хорошо помогает, - я зла вам не желаю, только даю два часа на размышление. Либо вы мне приведете сюда Глазырина, который вчера был здесь, либо возьму пятерых как злостных врагов власти, пособников бандитов.
Народ приуныл. Мужики завертели головами, где взять того полковника, тайга большая, как запретишь по ней шастать. Солдаты кругом с винтовками, а свои ружья попрятали. Да и чем поможешь? Вон, пулеметчик сидит на тачанке, зубы скалит.
Но командир непреклонен, знать ничего не знаю и знать не хочу. Подождал положенный срок, встал на тачанку, часы достал с царским вензелем. Слух ходил, что от царя достались, кому портсигар, а ему часы в награду, приложил к уху: «Идут!»
- Выходите, - и указал пальцем.
Вывели пятерых: двух мужиков-бородачей, двух подростков совсем сопливых да деда Игнатия, такого старого, что тот и не понял, куда его вызвали, может, государь старого солдата наградить чем пожелал за войну с турками? Оградили штыками и повели от завывающей толпы в крепкий амбар под замок.
- Жду до утра, - сказал командир, как отрезал. Стянул скулы и прочь пошел, отдыхать в избу.
В амбаре все пятеро разбрелись по углам, до утра времени много, бежать некуда, да и куда? Запоры крепкие, солдаты с ружьями. Виноват, не виноват, а отвечать все равно придется. Деду с трудом объяснили, что и как, он не поверил. Начал костылем стучать, власть хаять, требовал, чтобы мальцов отпустили. Но куда там! Потом выдохся, сел в углу и затянул молитву, да так и уснул сморенный пережитым. Мужики в углу сидели: и умирать рано, и жить в тягость. Одна беда - дети малые да женки молодые. Как справятся с хозяйством при такой-то власти? Своих людей за врагов считает? Да и кто власти свой? Пойди узнай!
Зато мальцам в развлечение. Им смерть еще не понять, им везде не сидится, да и не правда все это, шутит дядька в кожане, шалит! Амбар хоть и бревенчатый, а зажечь - гореть будет за милую душу. Вот и кресало имеется, раз, два - и вспыхнул огонек, загорелось сено, в минуты пламя перекинулось на сухие доски. Все ждали, что сейчас собьют замки и выпустят всех на свежий воздух.
- Пожар, амбар горит! – заскочил заспанный караульный к командиру. Ключи сам командир забрал, чтобы искуса ни у кого не было.
- Не мешайте мне спать, - отрезал он, - кто запалил, пусть тот и тушит. Выставить оцепление, никого не пускать!
А сам повернулся на другой бок. Надо же, только засыпать начал!
Амбар сгорел полностью, к утру только легкий дымок кружился над пепелищем. Выбраться из горящего помещения никто не смог, а сбить замок не дала охрана. Раз сами подожгли, пусть сами и тушат! Несмотря на рыдания родных, дикие вопли матерей, никто не решился нарушить приказ командира. На рассвете удалось отыскать трупы всех пятерых несчастных и развезти их по избам.
А командир встал, как делал это в городе, в урочный час, умылся холодной водой, утерся чистым вышитым рушником и, хорошо покушав, вышел на улицу. Ярко светило солнце, и первые капели уже звенели, падая наземь.
- Скажи всем, чтобы опять собрались, а то я что-то заждался, - сказал он ординарцу.
Тот поспешил выполнить приказ, сел на коня и стал объезжать деревенские избы, вызывая всех на новую сходку. Народ в ужасе бежал к деревенской церкви.
Командир достал часы, щелкнул крышкой.
- Я просил всех вчера подумать, как поступить, чтобы бандит Глазырин сдался нам. Я даю вам еще два часа. А что касается ночного пожара, это дело рук контрреволюционеров, и потому которые не хотят советскую власть, должны нести наказание.
Он говорил спокойно, словно ничего не произошло. Толпа взвыла. Женщины голосили, мужчины в растерянности сжимали кулаки.
Наконец, из толпы вышел пожилой мужчина, чуть прихрамывая, подошел к командиру:
- Господин командир, я знаю, где полковник, дозвольте отлучиться до вечера.
- А не врешь, а то ведь семья твоя пострадает, надеюсь, знаешь?
- Да как не знать, знаю!
Мужик гладил черную бороду, опустив глаза в землю. Не мог поднять, сил не хватало скрыть ненависть.
- Ну, иди! Да передай, пусть живым выходит, жить будет. Слово даю, - сказал командир.
И распустил всех по домам. Он точно знал, сибирский мужик слово держит.
Полковник нисколько не удивился приходу гонца из деревни. Он и сам понимал, что пришло время, когда нужно решать, что делать дальше. Сколько не убегай, а ловцы все равно найдутся, расставят сети. Потому как улов большой. Видимо, приказали большие люди, да вот только не знают, тот ли Глазырин или нет. Ни перед чем не остановятся, все кровью зальют, золото оно всегда золото.
Он сидел на сваленном бревне у дверей небольшой охотничьей заимки, устроенной так хитро, что в пяти метрах пройдешь, не заметишь. А ведь все, кто живет в этом небольшом сельце, его родные дядья и тетки. Он и воспитывался на сельском коште, когда остался в младенчестве без отца и матери, а вот, видишь, как вышло.
- Ну, пошли, - сказал он просто, - раз нужно, значит нужно, дело такое.
Он оглядел заимку, полушубок на снегу, костерок, втянул аромат таежного воздуха.
- Ну, прощай, все земное, пришла мне пора давать ответ царю небесному!
Он махнул рукой, повернулся и пошел, тяжело загребая рыхлый весенний снег.

Где-то в Сибири 1920 года

…Отряд возвращался не спеша, соблюдая все правила предосторожности. На одной из тачанок сидел полковник. Сзади ехали два бойца с твердым приказом: чуть что, глушить полковника, но насмерть не убивать. На повозке, реквизированной по случаю, ехал повар, оберегая ценный груз. Кое-каким продовольствием удалось разжиться. Да и кто откажет, лишь бы быстрее убрались. Бойцы разомлели от теплого дня, яркого голубого неба, от хмеля, забродившего в крови молодого тела. Солнце слизало снежный покров с дороги, превратив его в топкое непролазное месиво. Копыта лошадей то и дело скользили по талой глине, бойцам приходилось все время держать поводья, самим быть настороже.
Полковник, казалось, спал, прислонившись к спинке тачанки. Он прикрыл глаза и просто отдыхал, наслаждаясь последними моментами, когда он мог дышать привычным воздухом, каким дышат свободные люди. Только где они свободные? Странно, он мог умереть сотню раз в бою, а должен принять смерть от рук своих братьев по языку и вере. Почему ты так захотел, Господи, что разделяет людей в этом единственном мире?
- Стой! – раздалась команда в голове небольшой колонны.
Бойцы придержали лошадей. Может, привал?
Нет, у самой дороги сидит парнишка лет двенадцати, одетый в какие-то лохмотья, в опорках, синий от голода, посмотреть - мертвяк!
Командир подтянулся на стременах, повертел головой, вздохнул. Окружившие его бойцы молчали, ожидая его решения.
- Ты чей? - спросил он. Хотя чего тут спрашивать, и так понятно - ничей.
Парнишка молчал, то ли сил говорить не было, то ли немой от рождения, мало ли сейчас народу в несчастье мается.
- Позовите ко мне повара! – распорядился негромко командир.
- Эй, Спиридон, живей, - загрохотали голоса бойцов, - командир зовет!
Подошел степенный мужик невысокого роста, доложил:
- Товарищ командир…
- Вот что, Спиридон, возьми парня под свою опеку, да сразу не корми, а то помрет. А так вырастет новый боец для советской власти!
- А как записать-то, - встрял писарь, - а то ни имени, ни фамилии.
- А что тут гадать, - подсказал кто-то из бойцов, - запишем на фамилию Спиридона. Он у нас Путин, для парня в самый раз, в пути и нашли!
Парнишка так ослаб от голода, что не мог подняться, только смотрел на бойцов впавшими голубыми глазами, щурясь от солнца.
- Помогите, - распорядился командир, - отнесите на тачанку.
Полковник подвинулся, уступая место найденному парню. Он с интересом разглядывал его худое чумазое лицо, и что-то знакомое виделось ему в правильных, совсем не крестьянских чертах лица.
- А звать-то тебя как? - спросил Спиридон, устраивая его почти невесомое тело на тачанку.
Мальчик молчал не в силах ответить на вопрос.
- Поди, Володькой? Сейчас всех так зовут, - не унимался повар, обращаясь к мальчишке.
Тот, казалось, кивнул утвердительно головой, а может, просто голова качнулась от тряски.
- Ну, Владимир Путин, устраивайся удобнее, теперь не пропадем!

Городок Таятск, 1998 год

Анатолий Николаевич любил бывать в лесу в одиночестве, и лучше всего ему нравилось гулять в дождливую погоду. Ему было уже за пятьдесят, многое в жизни удалось, многим он был доволен. И ему хорошо думалось под пение птиц, строились планы, хотелось успеть многое, потому что жизнь уже идет к закату, а там, как говаривал его хороший знакомый Владимир Павлович, останется: «Кефир, клистир, сортир». Что же делать, от этого никуда не уйдешь. Рано еще итог подводить, но не зря он топтал землю, совсем не зря.
Анатолий Николаевич вышел на пригорок, подминая ногами скользкую от влаги траву. Внизу, в расщелине, виднелись разбросанные домики, там начинался его родной городок. Как многие городки, был он долгое время забубенной деревенькой, но уцелела, и постепенно превратилась в чистенький аккуратный городок на берегу полноводной реки. Именно там прошла вся его жизнь. Промышляли люди на жизнь лесом да рыбой, еще кое-чем по мелочи, так и жили, уходя от огня в полымя. Там из сопливого Тольки он стал всеми уважаемым Анатолием Николаевичем, самым богатым человеком во всей округе.
С этого любимого места он чаще всего и наблюдал за тем, как менялась жизнь городка. Как появились трубы нового завода, хозяином его он теперь стал, да и не только завода. Здесь он и встретил свою любовь. Первую и единственную. Вот сейчас он рассмотрел темнеющую внизу речку с редкими лодками, перевернутыми вверх дном, справа и слева темные пятна еловой тайги. Чуть поодаль - кресты кладбища, где покоятся и именные, и безымянные. И над всем этим ширь неба, от которой захватывает дух, хотя уже третий день идут дожди и солнышко изредка проглядывает сквозь просветы в облаках. Такое ненастье ему нравилось больше всего. В такую погоду и думалось легче, да и нравилось ходить по набухшему от воды лесу.
По реке прошла, нарушая водную гладь, моторная лодка, кое-где над домами появились дымки. «Ну что же, пора к ужину возвращаться», - решил Анатолий Николаевич. Он еще раз кинул взгляд, отыскал глазами свой трехэтажный особняк красного кирпича под диковинной для здешних мест черепицей. Дом стоял, возвышаясь над другими, прочный, построенный на века. Анатолий Николаевич постоял еще несколько мгновений. С удовольствием втянул свежий воздух. «А все-таки я молодец! И дом построил всем на удивление, и детей Аньку с Сашкой родил, да и не последним человеком числюсь. А ведь отец чуть в лаптях не ходил, тележного скрипа боялся». Что про то говорить, давно это было. Теперь дом полная чаша, детям ни в чем не отказывает. Дочка молодец, умница. Сын только беспокоит, но перебесится, Бог даст, продолжит его дело.
Он стал спускаться к машине, стоящей внизу. Сапоги разъезжались по влажной тропинке. «Сейчас приеду, Леночка ужин накроет, можно и стопочку пропустить, в такую-то погоду только на печи и лежать…»
Анатолий Николаевич поставил «Ниву» в гараж, нравилась ему эта машина, и потому что купил еще тогда, когда считал каждую копейку, служила ему верно, как рабочая лошадка. Выручала его неоднократно, дельный человек ее придумал. Хотя и других машин был полный гараж. Но то больше для куража. Не спеша закрыл кованые с вензелем ворота и пошел по дорожке к парадному, оглядывая хозяйским взглядом подворье. Подстриженные аккуратно кусты, новомодный газон. Клумбы цветов. Что ни говори, а замечательно, спасибо бабке, не она, кто знает, каким боком бы повернулась жизнь. Не все из ее завещания выполнил, так еще не вся жизнь, надо и внукам что-то оставить.
Высаженные кусты ждали рук хозяина, привести их в нужный порядок, дорожки поправить, да мало найдется забот у настоящего хозяина. «Не забыть посмотреть, в котельной насос барахлить стал, не дело это…» Он поднялся на крыльцо, выложенное розовыми керамическими плитками. Потянул тяжелую, с огромными голубоватыми стеклами дверь и вступил в ярко освещенную прихожую. В огромной зале было пусто. Он снял сапоги, открыл зеркальный шкаф, повесил промокшую куртку. На керамическом полу натекли лужицы грязной воды. «Сказать, чтобы убрали», - мелькнула мысль. Он подошел к стоящему у стены огромному зеркалу, взял гребень причесать влажные волосы. И тут услышал истерический лай любимого пса Жоры, комнатной собачки какой-то модной породы. Анатолий Николаевич, обеспокоенный необычным поведением собаки, машинально поднял голову и впал в столбняк. В широко распахнутых дверях с пистолетом в руках стоял его сын Сашка и целился ему в грудь. «Сашка, ты что... делаешь?» - глотая комок в горле, произнес Анатолий Николаевич, чувствуя, как холодный пот потек по спине. Ничего больше сказать он не успел. На мертвенно бледном, но абсолютно спокойном лице сына появилась покореженная улыбка, грохот выстрела рванул воздух, наполняя комнату рвотным запахом пороха. Что-то больно ударило в грудь, и оглушающая боль пронзила все тело. «Сынок, ты зачем..?» - прохрипел он, пытаясь зацепиться взглядом за быстро тающий свет люстры…


Сибирь, райцентр Кортуз

Боцман оказался капитаном высоченного роста и телосложением походил чем-то на Тараса Бульбу из книжки Гоголя. Но, поскольку книжку уже мало кто читал, звали его меж собой сотрудники именно так, забывая иногда настоящее имя-отчество: Сергей Николаевич. Он никогда не обижался на своих товарищей и потому слыл человеком доступным и незлым. Однако, несмотря на свой добродушный вид, дело знал хорошо, помнил в округе всех, у кого были нелады с законом, и отличался свойственным сыщику складом ума. Был он человеком дотошным и всегда знал, что сложных дел не бывает. Нужно только найти того человека, кто это преступление совершил. Вот и все. Боцман встретил новоиспеченного участкового у себя в кабинете. Пожал руку, усадил на стул и, довольно улыбаясь, долго расспрашивал о преподавателях милицейской школы, которую сам в свое время заканчивал. Потом встал, отчего кабинет словно уменьшился наполовину, сказал:
- Давай беги, а то там тебя твоя заждалась, весь отдел волнуется, чья это красивая их, бедных, посетила. А дела наши скорбные никогда не переделаешь, они всегда разные.
Он еще раз пожал руку, провожая лейтенанта, вернулся, сел за стол, открыл блокнот, сделал пометку, захлопнул его и бросил в ящик стола. Посмотрел в окно. Было хорошо видно, как небольшой пароходик спешил, разрезая небольшие волны, спешил по своим делам. Капитан вздохнул. Как быстро летит время! Давно ли сам был таким молодым и счастливым, как этот парнишка? А теперь и живот растет, и лысина пробивается? Летит же время, не остановишь! А может, время никуда и не движется, а только люди меняются?

Уездный город Кортуз, весна 1920 года

Полковник Глазырин даже не считал, сколько дней провел в камере «чрезвычайки» с того времени, как сам сдался карателям. Да и зачем делать ненужную, бессмысленную работу? Отсюда ему не выйти, а в чудеса он не верил. В подвале, а это был точно подвал, пахло сыростью и человеческим страхом. И он быстро свыкся с неровными стенами из кирпича, покрытыми известью, кое-где исцарапанными короткими надписями - прощальным воплем несчастных, побывавших тут до него. Нары, стол - с этим полковник сжился, считал все это как бы частью человеческого существования, а вот с бачком, который предназначался для разных надобностей, смириться не мог. Для него это было унизительней плена, но вызванный надзиратель только тупо выслушал полковника, равнодушно пожал плечами и вышел, выказывая всем своим видом полное презрение к его просьбе. «Блажит, полковник, отсюда путь только один, ночью, да на берег реки, а он еще возмущается, что не желает, как все, опорожняться. А чем он других лучше? Другие могут, а он нет!» И докладывать ничего не стал, мало ли у начальства других дел.
Потянулись однообразные тоскливые дни. Никакие звуки не долетали сюда, в этот каменный мешок, все слилось в бесконечное выматывающее однообразие, нарушаемое стуком деревянного молотка в дверь, в которую три раза в день подавали еду. Думать ему совсем ни о чем не хотелось, он запретил себе всякие воспоминания, какой смысл ворошить пережитое, прошлого не воротить, а будущего у него нет. Только ночью, когда ему удавалось заснуть, его тревожили сны, и тут воля его была бессильна. Напоследок он видел картины прошлой жизни, своих женщин, мать, которую он почти не помнил. Иногда всплывали лица людей, им почти забытых, и тогда он вспоминал, где и при каких обстоятельствах он мог с ними встречаться. Он мучительно вспоминал, где он мог видеть лицо того мальчишки, которого боец назвал Владимиром по фамилии Путин. Он настойчиво рылся в памяти и ничего не мог отыскать.
Недели через две открылась дверь, и за ним пришел конвоир, молодой, подтянутый сотрудник в неизменной кожаной куртке, и повел за собой. Они прошли по длинному коридору подвала, мимо таких же дверей, в полной тишине, поднялись по кирпичным ступеням и по лестнице, истертой обувью, на второй этаж. В кабинете, как показалось полковнику, переделанном из спальни прежних хозяев, его встретил, сидя за столом, мужчина совсем неприметной внешности. Он даже не взглянул на вошедших мужчин, и по тому, как тихо вышел из кабинета его конвоир, полковник понял, это не местный, а специально прибывший по его душу гонец. А тому, казалось, не было никакого дела до Глазырина, переминающегося с ноги на ногу, словно провинившийся школяр, посредине кабинета. Полковник тоже посмотрел в окно. Сквозь ветви буйно распустившихся деревьев угадывалось течение реки, долетали звуки стука колес проезжающих повозок, голоса извозчиков. Он обрадовался этим звукам, словно знакам настоящей жизни. Мужчина пошевелил руками, и Глазырин вздрогнул, он признал то самое кольцо, которое видел в скиту у старца Платона, вот ведь как!
- Вижу, признал, - равнодушно произнес мужчина и даже руку с перстнем протянул поближе, чтобы полковник мог его лучше видеть, - оно самое, можешь быть уверен.
- Садись, - пригласил он, - а то говорят, что в ногах правды нет, а нам она нужна, как считаешь?
Глазырин молча сел, не зная, куда пристроить свои руки, потом все же положил на колени, сцепив ладони.
- Давай сразу о деле, остальное, тут ребята сами напишут, зачем их лишать удовольствия. Мы с вами люди серьезные, потому будем говорить о вещах серьезных, - сказал мужчина, обращаясь к полковнику. – Вы, не против?
Полковник пожал плечами, не все ли ему равно.
- Я вас понимаю, что вам вроде бы все равно, только волю Адмирала надо выполнять, вы же для этого и были посланы.
- Какую волю, - спросил равнодушно Глазырин, - я уже с Адмиралом не встречался, не знаю сколько.
- Да будет вам, - произнес с легкой иронией собеседник, - при чем тут встречался, не встречался! Хотите встретиться, так я вам организую в любой момент. Только скажите мне, куда сумели спрятать то, что вам доверил Адмирал.
И тут Глазырин понял, что боится следователь разговаривать вслух, боится, что есть у стен уши, а потому и ходит вокруг да около. Полковник улыбнулся хитро, словно соглашаясь с тем, что говорит его собеседник, разомкнул пальцы, погладил бороду, разминая пальцы. Мужчина встал и подошел поближе, словно готовясь услышать очень важное, то, что другим слышать совсем не обязательно. На лице его блуждала довольная улыбка, что же, он своего почти добился. В ту же секунду на его шее замкнулись пальцы полковника, следователь захрипел и стал скрести ногами, пытаясь вырваться. Дверь распахнулась, в кабинет ворвался тот самый конвоир, выдергивая неподатливый револьвер. Не оборачиваясь, полковник ногой отправил того обратно в коридор. Конвоир, падая, нажал на спусковой крючок.
Пуля вошла Глазырину в грудь, он все еще пытался сжимать пальцы, но силы утекали вместе с каплями крови, боль жгла грудь, становилась невыносимой. Он рухнул на колени, прямо на своего противника. Тот, хрипя, полз к окну не в силах подняться.
Умирая, полковник мало обращал внимания на поднявшуюся беготню и крики. Сознание уплывало, перед глазами мелькали лица людей, мужчин, женщин, многих из них он просто не мог вспомнить. Они словно уходили куда-то в огромный тоннель, и он проваливался вместе с ними. И тут, как вспышка, мелькнуло перед ним: зима, царский поезд, Государь, наследник с лицом того самого мальчишки, без сил привалившегося с ним рядом на тачанке.
И все померкло.
Через полчаса труп полковника убрали, пол замыли, вместо благодарности конвоира отправили под арест, в кабинете остался только тот самый мужчина, который и допрашивал полковника. Он сидел в кресле за столом, в тяжелом раздумье, и мысли его были, казалось, совсем далеко. Все надо было начинать заново.

Городок Таятский, 199? год


Вся ночная жизнь городка проходила в местном клубе, который чудом пережил все напасти. Выбор развлечений был небогат. Танцы, не заслуженно называемые дискотекой, да небольшой бар, без которого и танцы не в радость. Дискотека была в разгаре. В зале гремела музыка, молодежь, разгоряченная вином, беззаботно танцевала. Назначенный пару месяцев местным участковым, Володя Семенов, которого одни пытались все звать по отчеству, Федорович, другие дядей Вовой, наблюдал из своего угла за суетой в зале. Как ни странно, ему нравилось быть участковым. «Главное, будь с народом, - как учил его подполковник Ульянов, - они твоя беда и выручка. Сумеешь с ними ужиться, считай себя настоящим Анискиным. А это дорогого стоит». Несмотря на всякого рода мелкие неудачи, Володя успешно сражался с местными алкоголиками, воришками, дебоширами, что и входило в круг его обязанностей. Вот и здесь он присутствовал, чтобы, как говорилось в наставлении: «Одним своим видом поддерживать надлежащий порядок». Но вроде бы пьяных нет, значит, пройдет все без происшествий, если кому синяк поставят, ну это не страшно, как говорил его учитель, капитан: «Шрамы кобеля украшают, как ордена». После дискотеки пойдет домой, к своей Маше. У них всегда находились дела, и эти дела заполняли те вечера, которые им удавалось провести вместе. Маша умела создать в доме уют, и он после службы всегда торопился домой. Ему нравилось прийти домой, снять с себя форму. Долго и с наслаждением он умывался прохладной водой, вытирался мягким полотенцем из рук Маши. Затем, не торопясь, садился за маленький столик на кухне и принимался за ужин. А Маша, ухаживая за ним, сообщала последние новости, которыми обильно снабжали ее подруги и соседки по дому. И вот сегодня она наверняка ждет его, коротая вечер на диване перед экраном телевизора. А еще она мечтает завести собаку, ну что же, с получки вполне можно будет заглянуть на городской рынок. Конечно, все у них будет хорошо. От предчувствия встречи с Машей у него стало хорошо на сердце. Он хоть и милиционер, а все-таки человек, да и не вечно же быть участковым в этом поселке, закончит юридический, и найдет стоящую работу. Хотя, кто сказал, что это не работа? Скучновато, конечно, да денег маловато. Станет, как подполковник Ульянов, начальником отдела, или бери выше, области. Уж тогда никто не припомнит ему тот конфуз, который случился с ним в первый день работы. Как сейчас вспомнишь, так вздрогнешь. Пришел тогда младший лейтенант к себе в кабинет, в белой рубашке, в новеньком мундире. Достал ключи, которые передал ему накануне его предшественник, сел за стол. «Хорошо! Телефон блестит, кресло вращается, живи, не хочу». Повертел ключи на пальце. Решил проверить сейф, открыл, ничего такого интересного, бумаги какие-то. В дальнем углу коробка небольшая, достал, подержал в руках. Решил открыть. Дальше он помнил все, как минуты самого большого позора в своей молодой жизни. Из коробки вылетели брызги красящего вещества, и вмиг и рубашка, и мундир окрасились в ядовито-розовый цвет. А попробуйте с лица смыть эти пятна от химической ловушки. Пробовали? Пришлось три дня отлеживаться дома под ехидным взглядом Маши. Однако когда это было? Полгода тому назад. А за это время Володя выучил главную заповедь: «Не суй нос, куда собака лапу не совала». И все шло хорошо.
Танцы были в разгаре. Вот сынок местного олигарха Сашка повис на девице, та только хихикает, схватил за руку, побежали. Наверное, на аллею любви, есть тут такая недалеко от клуба. Самое притягательное место для молодежи. Вот городская звезда парней разводит, просит чего-то купить. Выпросит, само собой. Чем потом рассчитываться будешь, девонька, опять ко мне прибежишь со слезами. «Помогите, дядя Вова». А что дядя Вова, отец родной?
Участковый прошел в фойе, там по углам жались подростки, по летнему времени не спешили домой. Вышел на крыльцо, достал сигарету, зажигалку, закурил. Начавшийся было дождь утих, кое-где на небе стали проглядывать звезды. В темноте раздавались шлепки падающих с деревьев капель дождя. И тут резанул уши девичий визг: «Убили, Анатолия Николаевича убили…». Словно ошпаренный, бросив недокуренную сигарету, Володя побежал на крик, натыкаясь в темноте на промокшие кусты парка.
Дом Анатолия Николаевича находился недалеко от здания клуба, в самом центре городка. Огромный участок был огорожен высоким забором и спускался к большому пруду. Участковый подбежал к распахнутым настежь воротам, не помня себя, в секунды пересек парк, разбитый перед домом. Унимая биение сердца, взбежал на крыльцо. Дверь была не заперта. Он не рассчитывал, что дверь такая тяжелая, с усилием он открыл ее и остолбенел. Что ни говори, а к виду смерти привыкнуть еще не успел. В полутьме лейтенант почти наступил на тело хозяина. Он растерянно завертел головой, соображая, что предпринять. На ступеньках лестницы, ведущей на верхние этажи, рядом сидел, обхватив голову руками, сын Сашка, тот, что только десять минут назад весело смеялся в танцевальном зале клуба. Было видно, что он в глубоком шоке. Откуда-то из глубины дома раздавался истерический собачий визг. Лейтенант бросился туда. Влетев в полутемный зал, обставленный кожаной мебелью, с огромным камином, он увидел, как перед креслом сидит и воет маленькая черная собачка. На огромном экране телевизора мелькали деланно-счастливые лица артистов. Прямо перед экраном сидела, утонув в кресле, девочка. На ней был легкий ситцевый халатик. Лейтенанту показалось, что она спала. Ему захотелось тронуть ее за плечо, разбудить спящую, но, бросив взгляд, понял, что она тоже мертва. Как учили, приложил пальцы к сонной артерии: поздно. Несколько мгновений он соображал, что же ему делать, затем, шаря по стене, нашел включатель, нажал, под потолком зажглась огромная люстра, ярким светом заполонив зал. На полке камина стоял внушительный, под старину телефон. Ступая ватными ногами, лейтенант подошел к аппарату, снял трубку. Крутанул цифры диска и нетерпеливо ждал, когда ответит дежурный. Секунды тянулись вечностью, мертвая девочка глядела на него застывшим взглядом. «Может быть, правда в них отражается лицо убийцы», - пришла ему в голову мысль.
Наконец в трубке послышался ленивый мужской голос: «Дежурный районного отдела милиции майор Потрепалов слушает». Неожиданно Володя понял, что не может выдавить ни единого слова, он просто потерял способность говорить. «Слушаю вас, - нетерпеливо заговорили в трубке, - говорите». «Тут, убили… двоих», - прошептал в трубку лейтенант. «А где это тут?» - спросил невозмутимый голос. «Здесь, в доме», - слова настолько путались в голове, что он с трудом произносил их в трубку. «А кто говорит, - поинтересовались в трубке, - назовитесь».
- Участковый Семенов, - наконец представился лейтенант.
- А, Володя! А ты случайно не того? Серьезно, что ли?
- Да, товарищ майор, - справился наконец с волнением Семенов. - Вот Анатолий Николаевич, а вот дочь его.
В трубке на несколько секунд воцарилось молчание. Послышались оживленные голоса, изумленные восклицания.
- Ты, вот что, ничего не трогай, а я сейчас оперативников извещу, да прокурора. Жди всех. Охрану обеспечь. Да, привалило тебе счастье!
Очень осторожно Володя положил трубку на рычаг, словно боялся нарушить чей-то сон. Собачки уже не было возле тела убитой девушки. «А если убийцы в доме, у него с собой только фига в кармане. Да вряд ли, скорее всего уже и след простыл». Собачий визг раздавался уже в другой части дома. «Что-то еще, наверное, случилось», - равнодушно подумал он и пошел на голос. Ему снова пришлось пройти через прихожую, где все так же черным комом лежал труп хозяина. Машинально отметил, что сына хозяина больше нет на лестнице. «Так где же он?» Потянул резную дверь, за которой в истерике билась собака. Открыв дверь, включил свет. Комната оказалась роскошной кухней, такой лейтенант никогда не видел. Но не это запомнилось ему. Прямо на холодном кафеле, посреди огромной комнаты лежала убитая женщина, вытянув вперед руки. Странно, но Володя даже не испугался. Тяжелая усталость навалилась на него, он постоял несколько секунд, повернулся и вышел из кухни, осторожно прикрыв дверь, словно боялся нарушить покой мертвой женщины.

Глава 2 «Дом мертвых»

Через полчаса заверещала сирена милицейской машины. Дом набился людьми в форме и в гражданской одежде. Рядом с золочеными звездами на погонах соседствовали джинсы и футболки. Посмотришь, ни дать ни взять, студенты прибыли на практику. Со стороны посмотреть, и не скажешь, что это прибыла оперативная группа. В дом запустили огромную овчарку. Однако та покрутилась по прихожей, внимательно посмотрела на участкового и села. Кинолог пожал плечами: «Нет следа». Начальник оперативной группы Герасимов, он же Боцманн, пошутил: «Видишь, на участкового смотрит, своего не признает». Потом постоял несколько минут в раздумье и решил первым делом обойти весь дом. Он осматривал каждую мелочь, словно старьевщик, пришедший в разоренный дом, чтобы перетрясти дом и проверить, а не утаили случайно хозяева ценную вещь?
Дом произвел на него впечатление своими размерами и богатым убранством. Три этажа да еще подвал, все это говорило, что хозяин имел очень большие деньги, и первый вопрос, какой задал себе Боцман, вытекал из этого простого обстоятельства. Чтобы заработать такие деньги, нужно много раз становиться клиентом их учреждения, а он даже не припомнит, чтобы Анатолий Николаевич даже фигурировал в сводках каких-либо происшествий. Отсюда напрашивался вывод, что деньги текли со стороны, а потому смерть принял хозяин дома от рук не подопечных капитана. Он прошел первый этаж, все окна были закрыты, никаких следов взлома или борьбы он не обнаружил. В летнем саду, заставленном всякими растениями и цветами, балконная дверь была закрыта изнутри, никаких следов проникновения он не нашел. По едва поскрипывающей деревянной лестнице с резными перилами он поднялся на второй этаж. Направо располагался бассейн, наполненный чистой водой. Он заглянул в комнаты, расположенные вдоль чаши бассейна. В одной стояло пианино, в другой на стене было развешано оружие, по большей части кинжалы и мечи, все, о чем мечтают в детстве мальчишки. Но все это практически изготовленный современными умельцами ширпотреб. Капитан заглянул в пасть камина, притаившегося в углу. Он был пуст и холоден. Капитан двинулся дальше, обходить «дом мертвых», как он его окрестил. Заглянул в хозяйскую спальню, огромная, больше похожая на аэродром, она производила впечатление тронного зала. Напротив шкафы, скрытые за зеркалами, полные одежды, ночной столик, телефон, ковер на полу. Соседняя комната представляла собой кабинет. А вот это было уже намного интереснее. Сейф, внушительных размеров, был открыт, возле него копошился знакомый эксперт, вытряхивая из него содержимое.
- И что, - спросил, подойдя, капитан, - что, Федорович, нам скажешь?
- А ничего, - ответил тот, - открыли ключами, вот они, видишь, а что тут пропало, не могу пока сказать. Ломать даже не пытались.
- Ну, хорошо, подойди попозже, когда закончишь, посоветуемся, - сказал он эксперту.
Тот кивнул, продолжая рассматривать извлеченные бумаги.
Капитан осмотрелся. Богатый кабинет, в углу кресло, огромное кожаное, сидеть на таком немалое удовольствие. Стены украшены картинами. Боцман мало что в них понимал, все в основном пейзажи, только два старинных портрета выделялись среди этого скопления. Большие фотографические портреты, на одном из которых был изображен последний царь и на другом мужчина в белом мундире и офицерской фуражке, с пронзительным взглядом, силу которого не смогло отобрать даже безжизненное фото.
«Ну, и вкус», - подумал капитан и стал спускаться по лестнице вниз. Там его ожидал прокурор, которому не терпелось выслушать хоть какие-то версии. А версий не было никаких. Боцман знал точно, среди его подопечных не было таких людей, кто способен был провернуть такое дело, не тот, что называется, уровень. С одной стороны - бизнесмен, миллионщик, с другой стороны - мелкая шушера, которая и близко к нему не подойдет. Значит, убийцы -, люди залетные. А это всегда, как говорил капитан, чревато. Он молча выслушал доклад участкового, снял с большой лысой головы фуражку, вытер пот: «Молод парень, зелен, помощи, конечно, от него никакой». Спросил только:
- Ничего подозрительного не замечал?
Тот только пожал плечами. Володя стоял в стороне, несколько растерянный, поскольку про него, казалось, все забыли. Все были заняты своими делами, беспрерывно звонили мобильные телефоны, каждый пытался что-то выяснить или сообщить. Залетел какой-то жутко вертлявый молодой парень, представился репортером. Капитан подозвал сотрудника, распорядился:
- Задержать и выяснить, откуда узнал, а потом гнать в шею! Только вежливо.
Через полчаса к Боцману стали подходить сотрудники и начали докладывать результаты осмотра. Прокурор, молодой, элегантно одетый, стал в сторонке, что-то помечая в блокноте, время от времени бросая сомнительный взгляд на капитана, словно стараясь уличить его в чем-то нехорошем. Картина вырисовывалась, прямо сказать, странная. Кто-то совершенно беспрепятственно открыл сейф, в котором хранилось оружие, достал пистолет, хотя там хранилось и автоматическое оружие, и из этого пистолета расстрелял жену хозяина, дочь и самого Анатолия Николаевича. Затем опустошил сейф, похоже, с большими ценностями. Ни следов борьбы, ни следов застолья не обнаружено. Каким-то чудом уцелел один сын, и то благодаря тому, что в это время его просто не было дома. Ничего сообщить пока не может, в сильнейшем шоке. Открылась входная дверь, вошли врачи с носилками. Следователь достал видеокамеру, прокурор дипломатично отошел в сторону.
Все шло своим чередом. Боцман задумался, размышляя обо всем, что ему пришлось услышать. Седьмое чувство подсказывало, что решение лежит на поверхности, что оно рядом, но ничего конкретного сказать он не мог. Он не любил таких дел, от таких дел одни неприятности. В истории было много странностей, что-то не вязалось. Это как лавина в горах, брось маленький камешек, а следом полетит огромная каменная лавина, увлекая тебя за собой, а там обязательно наткнешься на дядек с волосатыми руками, которые тебя и закопают, если не в прямом, то в переносном смысле.
- Где пацан? - спросил он участкового.
Семенов пошел искать Сашу по дому. Везде были люди, ярко горел свет, на стенах, увешанных картинами, отражались тени людей, привычно делающих свою работу. Сашу он нашел в подвале, забившегося в самом углу. Тот сидел, охватив голову руками, словно не видя ничего вокруг. «Пойдем, тебя зовут, надо кое-что рассказать». Тот молча повиновался, пошел, волоча за собой ноги. «А ведь крепкий парень, слеза не прошибла», - подумал Володя.
- Садись, - предложил Саше Боцман, - расскажи, как и что.
Парень ему совсем не понравился. Лицо словно смазанное, в ушах колечки сережек.
- Я домой пришел после дискотеки, в дом зашел, хотел взять кое-что, а тут такое…
- А что, охраны никакой не было? – поинтересовался Боцман.
- Нет, отец был против сторожей. Говорил: «Чего нам бояться, да и в городке люди не поймут».
- А как сейфы вскрыли? Где отец ключи хранил?
- Всегда с собой носил. А запасные прятал дома, в столе в спальне.
- А ты сказать не можешь, какие ценности были? – спросил Боцман Сашу. А сам попросил помощника: «Сходи проверь ключи».
- Денег было тысяч пятьсот, золото, часы дорогие…
- Рублей?
- Зеленых. А из золота, - Саша начал перечислять.
«Что-то уж очень точно знает, если в сейф не заглядывал, то странно, опись, что ли, имеет».
- А сам давно заглядывал? – равнодушно спросил Боцман.
- Да, отец мне не открывал, так, что видел.
- Понятно, - подытожил капитан.
- Теперь скажи, из оружия что пропало, - спросил подошедший следователь из прокуратуры, складывая видеокамеру.
- Два пистолета «ПМ», карабин. Остальное все на месте.
«Когда успел пересчитать, - отметил про себя Боцман, - странно все, не складывается как-то». Подошел помощник, доложил: «Ключей в спальне не нашел. А вот у хозяина нашли в кармане. Открыли теми ключами, что в спальне».
- Кто знал, что ключи хранятся в спальне?
- Все в доме знали, - пожал плечами Саша.
«Вот то-то и оно, что в доме», - отметил для себя Боцман.
Работа шла до самого рассвета. Постовые доложили, что никаких подозрительных машин не наблюдалось. Городок связывала с областным центром только одна асфальтированная дорога, все объезды тоже были закрыты. Всех водителей знали в лицо местные инспектора, так что зацепиться было не за что.
Уже рассвело, когда прокурор подытожил результаты работы.
- Всем иметь в виду, что от всех нас требуются положительные результаты, причем как можно быстрее. Мне уже звонили из области, что сказали, вам всем лучше не знать. Преступление, что называется, резонансное. Поэтому ройте, мужики, ройте. Если что, сразу ко мне!
Перед тем как сесть в машину, капитан подозвал Володю к себе:
- С боевым крещением тебя, лейтенант, будь оно трижды неладно! Самое плохое, что следов никаких нет, да только не бывает такого. Хоть один, да должен быть. Ты пригляди за этим домом да за парнишкой. Ну, будь здоров, и привет семье!
Там же, но чуть позже.

Домой Володя возвращался, когда почти совсем рассвело и стадо коров брело по улицам просыпающегося городка, собираясь на выпас. Городок начинал жить своей привычной незатейливой жизнью, где и ему была отведена немалая роль. Стараясь не шуметь, он прошел на кухню, сел, облокотясь на кухонный стол, поковырял оставленный с вечера ужин, приготовленный Машей. Есть ему не хотелось. Он устал за сегодняшнюю ночь. В такую передрягу он еще не попадал, не привык? Хотя, кажется, даже видавший виды Боцман, и тот чувствовал себя не ахти как уверенно. Вряд ли к этому привыкнешь. Так же осторожно он прошел в ванную комнату, бросил в корзину для белья рубашку и брюки. Холодные струи воды обрушились на его плечи, грудь, спину. Он случайно поймал свое отражение в зеркале. Вот сейчас он молодой, красивый, как и те, чьи тела увезли сегодня санитары. А потом выстрел, и ты уже ничего не можешь. Наверное, ночью он по-иному ощутил жизнь, ее вкус. Совсем странная эта штука, жизнь. Сейчас Анатолий Николаевич согласился бы жить в землянке, только бы жить. И самый нищий бомж во сто крат счастливее его, самого богатого человека, какого теперь человека, трупа. Ну, и сочетание: богатый труп! Занятый мыслями, он не сразу заметил, как в зеркале появилось другое отражение - Машино. Маленькая, совсем юная женщина, она стояла и улыбалась, разглядывая, как струи воды обрушиваются на его тело: «Господи, а если и с ней такое случится», - обожгла мысль. Он протянул руку из плещущих струй, привлек к себе и обнял. Мир с этой минуты принадлежал только им.
Городок гудел, как потревоженный медведем улей. Слухи, самые чудовищные, рождались и умирали тут же. Каждый старался внести свою лепту, однако существенного никто не мог сказать. Говорили, что видели каких-то мужчин на белой машине, якобы подъезжавших к дому Анатолия Николаевича. Кое-кто ехидничал, не пошло Анатолию Николаевичу богатство на пользу, сам сгинул да семью загубил. Жалели сына: «сиротинушка», остался один, каково без отца и матери. Приехали какие-то серьезные люди в штатском, долго разговаривали с Сашей, обошли весь дом, но с чем приехали, похоже, с тем и уехали. Городок стал готовиться к похоронам, надо было покойников проводить в последний путь.

Районный центр Кортуз, отделение милиции

Начальник милиции, подполковник Ульянов, вызвал Семенова к себе и, показав пальцем на потолок, где висела засиженная мухами, неказистая люстра, сказал печально:
- Ты, знаешь, прояви сознательность, проведи работу с местным населением. Я твоих селян знаю, не может быть, чтобы никто ничего не заметил. У нас перед законом все равны, согласно своим доходам. Я-то что, мне все равно на пенсию. А ты парень вроде бы ничего, тебе еще жить да жить!
Семенов и сам раскидывал мозгами и, главное, никак не мог понять. Слышал вроде бы женский голос, а вот девицы этой нигде больше не видел. То ли сбежала с перепугу, то ли ему послышалось. Хотя кричала девица, это точно. Зашел к капитану. Тот был, как всегда, в добродушном настроении.
- Ну, что, господин лейтенант, ты теперь у нас самый главный подозреваемый. Больше некому. Замки на месте, стреляли из пистолета «ПМ», вроде как хозяйского. Правда, найти не можем, ты там погляди хорошенько, не должны они его с собой взять. Ты человек к земле поближе, поройся, покопайся, может, чего и нароешь. Когда похороны будут, не поленись, сходи. Может, там чего интересного увидишь. А то совсем все глухо.

Городок Таятский, тот же день

И тогда лейтенант решил пойти к своему дальнему родственнику, деду Степану, который, как всякий уважаемый старожил, имел прозвище - Крючок. Жил он на самой окраине городка, в такой древней избе, что трудно было представить, как в ней можно было жить. Родная дочь уже не раз грозилась сжечь избу, чтобы отец не позорил ее, но тот стойко держался, отбивая дочерины попытки переселить его к себе. «Здесь жил всю жизнь, здесь и помру», - отвечал он на все доводы. Вечный таежник, легкого нрава, весельчак и балагур, встретил племянника радушно. Несмотря на убогость снаружи, внутри у него было чисто, лежали половики, сотканные еще женой-покойницей. Со стороны, если приглядеться, он и правда походил на крючок. Низенький, горбатый, Степан сохранил живость движений. А блеск глаз выдавал в нем неисправимого жизнелюба, который и сейчас готов выпить и от души поговорить.
- Сейчас, племяш, рыбки соорудим да по стопочке для души примем. Ты при исполнении или как?
Получив согласие гостя, захлопотал еще сильнее.
- Вот уважил старика, так уважил! Ты теперь кто по званию? Ты теперь самый главный. У нас, помню, приехал какой-то из района да стал к нам на постой. А отец, царство ему небесное, и говорит матушке: «Вишь, мать, у нас теперь маломоченный живет». А та ему отвечает: «Да не маломоченный, а баломоченный!»
Все стены избы украшали старые, выцветшие от времени фото. Мужчины и женщины, мальчишки и девчонки, сосредоточенно глядящие перед собой. И то, фотография была, что сейчас полет в космос.
- Смотри, смотри, - сказал Степан, - уж никого не осталось, все там, один я зажился, хотя уж давно мог бы рыб кормить. А так я их, а не они меня.
Между разговором Степан поставил на стол тарелку с соленой рыбкой, лучком, кусками черного хлеба, поставил два стакана, водрузил бутылку водки.
- Ну, племянник, присаживайся к столу да приступим за встречу!
Выпили за встречу, за родителей. Тут дед и приступил к основной теме.
- Рассказывай, Володя, зачем пришел? Ты человек занятой, так просто по гостям тебе ходить некогда.
Володя сразу повинился.
- Не все ладно, расскажи про Анатолия Николаевича, что и как, а то начальство грозится голову оторвать.
- Это он тебе Анатолий Николаевич, а мне Толька сопливый, больно сметливый был, допрыгался, вот и семью погубил, вражонок!

Часть 2

«Заговор на шесть голов»

Станция Тайга, 1919 год, зима, холодно

Поезд Адмирала прибыл на станцию Тайга глубокой ночью, пропустив впереди себя эшелон с золотым запасом России, точнее, с тем, что от него осталось. Сброд армии Гайды, этого чешского бандита, уже действовал внаглую, торгуясь за каждый перегон для адмиральского поезда. И чем больше чехам удавалось торговаться с адмиральскими врагами, тем труднее двигался поезд. А теперь и стал вовсе. Стало ясно, что дни его сочтены, многие штабные либо откровенно пили, либо строили планы бегства. Только бежать куда? В дикую монгольскую глушь? В Японию? Среди зимы, сквозь тайгу, где полно дезертиров, объявивших себя партизанами, просто бандитов, грабивших всех подряд, через засыпанные снегом перевалы армию не провести. Она сейчас погибает от холода и пуль, не имея никаких шансов на спасение. Его задача - как можно больше спасти людей, дать им возможность рассосаться по Сибири, скрыться до весны, а там появится возможность уйти в Китай, в Харбин. Нужны деньги, много денег, чтобы продолжить дело спасения России. Нужны деньги, чтобы снова сразиться с ее врагами, хотя кто тут поймет, где друг, а где враг? Нет, за себя он переживал меньше всего. Ему, моряку, было привычно глядеть в глаза смерти, но вот Анечка, что ожидает ее? Он обязан спасти ее жизнь, и, кажется, он нашел способ сделать своей любимой царский подарок. Уже солнце пробивалось робкими лучами сквозь немытые стекла вагона, когда он стал и нажал кнопку звонка. Тотчас хлопнула дверь, и в салон вошел дежурный офицер: «Распорядитесь, полковник…»
Поезд так и простоял весь день на вторых путях, притаившись под огромными мохнатыми елями, густо усыпанными снегом. Тут же стоял второй эшелон. Надрывно каркало воронье. Прошел слух, что с ночи чехи хотят взять Адмирала под свою охрану, чтобы защитить от всяких неприятностей. Адмирал только махнул рукой, ему было не важно. Он сидел в кресле своего салона и ждал ночи. Ему нужно совсем немного времени, а там пусть будет то, что будет, хотя кто бы сомневался, что чехи поменяют его на свою свободу.
Вечером в салон вошли десять казаков во главе с полковником. Это была та старая, испытанная команда, которая была вместе с Адмиралом в давнем ледовом походе, которым он доверял, как самому себе. Высокие, заматеревшие, пожившие суровой походной жизнью, с обветренными лицами, они стояли перед ним. Адмирал, держа в руках подсвечник, пытался, вглядываясь в их лица, запомнить, зарубить, как насечки на сердце, унести с собой в смертный час. Он подходил к каждому, ни слова не говоря, обнимал каждого, по-мужски крепко, вдыхая запах дыма костров, лошадиного пота, которым пропитались их полушубки и мохнатые шапки. С ними он замерзал в ледовую экспедицию, когда до гибели оставался один шаг, они голодали, но никто не сказал ни одного слова упрека, никто не подверг сомнению, ради чего они погибают в этой ледяной пустыне вдали от родных и близких. И когда он стал Верховным, они сами пришли служить ему верой и правдой и снова тяжелейшие испытания, выпавшие на его долю, несли, как свой тяжкий крест. Сегодня им предстояло выполнить последний адмиральский приказ, больше они никогда не увидятся, но это его Завещание. Завещание тем, кто придет через десятилетия и начнет его, Адмирала, дело.
Он стал перед вытянувшимися казаками, расправил плечи. В полумраке салона те увидели перед собой прежнего, не сдавшегося командира, который точно знает, что победа придет все равно, несмотря ни на что.
- Кто готов выполнить мой последний приказ? – спросил он своим глухим ровным голосом.
Все молча, во главе с полковником сделали шаг вперед.
- Послужите России, она не виновата ни перед людьми, ни перед богом!
Он повернулся и вышел из вагона, направляясь к стоящему чуть поодаль «золотому» эшелону. Было пустынно и тихо, холод пробирался сквозь сукно шинели, хром адмиральских сапог, но он не замечал такие мелочи. Он шел прямо, быстро, как на палубе корабля уверенно ходит капитан. Он и был капитаном, капитаном огромного судна, которое попало в бушующий шторм. Пусть сломаны мачты, руль, трюмы полны воды, и команда в панике ищет бесполезные шлюпки, мечтая добраться до спасительного чужого берега. А он, как капитан, уйдет с мостика последним. Да, он обречен на гибель, но корабль все равно вернется в свою родную гавань!
- Чуть позади шел полковник, неся в руках зажженный фонарь. Прыгающий луч освещал Адмиралу дорогу. За ним шли остальные, волоча под руки какое-то странное существо. Подойдя к последнему вагону, Адмирал остановился. Полковник вышел вперед.
- Зови командира, - рявкнул он, выхватывая револьвер, - бегом!
Солдат мгновенно растворился в ночи, через несколько минут послышался топот бегущих, казаки, сопровождавшие Адмирала, вскинули карабины, защелкали затворы.
- Стоять, - приказал Адмирал подбежавшему офицеру, - открыть вагон.
Тот, не раздумывая, махнул рукой, солдаты растворились в темноте. Офицер достал ключ и начал скручивать замки. Лязгнули двери вагона. Адмирал подтянулся на руках, запрыгнул в вагон, следом полковник. Казаки остались возле вагона, не опуская ружей и наблюдая за тем, что происходит вокруг.
Неясный свет фонарей обозначил аккуратно сложенную стопу ящиков, выкрашенных в зеленый цвет. Адмирал подошел, жестом показал: «Откройте». Полковник поставил фонарь, достал кинжал. Крышка ящика с трудом открылась, обнажив в неровном свете фонаря ровные бруски кроваво-красного цвета. «Вот оно, золото, неужели из-за него гибнет фантастическое количество людей?» - подумал Адмирал. Он снял перчатку, приложил руку к печати в форме орла. Ладонь ощутила ледяной холод. «Наверное, и смерть такая же холодная, - резанула мысль, - что же, пусть лежат, дожидаются новых орлов.»
Спиной он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, он увидел перед собой непонятное существо в лохмотьях и седых нечесаных космах, спадающих до плеч.
- Тот самый колдун, - пояснил тихо полковник.
- Ты знаешь, зачем здесь? - спросил Адмирал, пытаясь разглядеть того, кого назвали колдуном. Ты сумеешь заговор сотворить?
- Все сделаю, батюшка, не сомневайся, никто не тронет. Такой силы, о шести головах, такой крепости!
Лицо колдуна походило на сморщенное печеное яблоко, ни глаз, ни бровей не разглядеть.
- Хорошо, - произнес устало Адмирал, постоял, словно в раздумье, несколько секунд, затем спрыгнул с вагона и пошел прочь. Светила яркая зимняя луна, небо, усыпанное звездами, висело над тайгой. Адмирал медленно шел по путям, кое-где горели костры, возле которых жались солдаты, пытаясь согреться.
- Эти даже не знают, за что погибнут. Зачем народу это надо? Вот если бы знать, что такое русский народ? Кто его выдумал? - он постоял минуту в раздумье и пошел к себе в салон.
Почему в России любовь обязательно с кровью? Любовь рождает смерть, а смерть порождает любовь к тому, кто успел умереть?
Но не было ему ответа…

Там же, чуть позже.

- Пускай пары! – приказал полковник, прыгнув в кабину к машинистам, гревшимся у дышащего теплом паровозного котла.
- Не можно это, - возразил, продрав глаза, видимо, старший из них, пожилой мужчина с усами, - приказано, только когда…
Договорить он не успел.
- Заткни пасть и делай, что говорят, - он достал револьвер, - живо!
Кто-то пытался взобраться на трап, ведущий в кабину машиниста, полковник выстрелил, невидимый человек охнул, слышно было, как он упал и разразился бешеным матом. Полковник захлопнул дверь, и машинисты посчитали за благо повиноваться. Вид высокого, подтянутого полковника внушал страх. Задвигались рукоятки рычагов, засвистел пар, двигая поршень, состав медленно набирал ход. Со стороны вокзала бежала спохватившаяся охрана поезда. Поздно, голубчики. Кое-кто пытался стрелять по уходящему поезду, но в ночной темноте прицельный огонь вести было сложно. Еще пара минут, и поезд, на полном ходу пролетев выходную стрелку, скрылся среди обступавших рельсы огромных деревьев.
Полковник выглянул в окно, ну что же, начало положено неплохое, пока соберутся вдогонку, пройдет немало времени, скорее всего, двинут встречный состав. Но это уже совсем неважно.
Поезд всего на секунды сбавил ход на глухом разъезде.
- Теперь не останавливаясь, дуй как можно дальше, - распорядился полковник машинистам, - как заметишь встречный, так тормози, а то спихнут!
И выпрыгнул из паровозной будки.
- Ишь ты, лихой какой парень, - подумал машинист, - только как бы мне через эту лихость на суку болтаться не пришлось!
Этого времени хватило казакам, чтобы отцепить последний из вагонов, бросить под колеса ствол дерева. «Не медлить, станичники!» - раздалась команда полковника. Распахнулась дверь вагона, из кустов споро подъехала лошадь, запряженная в сани-розвальни, за ней другая. В вагоне возле ящиков лежал колдун. Некогда думать, отбросили в сторону. «Надо же, такой холод, а не замерз юродивый!» - и закипела работа. Четверо подносили ящики к дверям, другие аккуратно складывали их на сани. Скоро все было закончено. На путях остался пустой вагон с настежь распахнутыми дверями да следы от саней, которые заметет таежная буря. «Трогай!» - раздалась команда. «А с этим что делать?» - спросил казак Петров полковника. Тот, секунды не раздумывая, отрезал: «Сжечь вагон!» Через минуту во внутрь полетели зажженные факелы, дверь захлопнули. И в ту же секунду раздался протяжный человеческий вопль, это метался оживший от пламени юродивый. Еще несколько мгновений, и пламя закрутилось в бешеной пляске, и поглотило все. И вагон, и колдуна.
Прибывшие на место пожарища солдаты охраны увидели только железный остов сгоревшего вагона, следы саней, полуобгоревший труп неизвестного человека. В смертной агонии тот поднял руку, словно слал проклятие кому-то неведомому.

Городок Таятский, через 80 лет

- Так вот, некоторые служивые из той команды были из нашей деревни, тут ведь казаки жили. И вроде как кое-кто здесь оставался на ночлег. Куда обоз делся, про то точно сказать никто не может. При советской власти этим интересоваться было себе дороже. Слухи ходили разные, так то слухи. Бабка Петрова сама не местная, после переворота здесь появилась. Откуда, точно никто не знает. Тогда сильно никто не интересовался. Жили они совсем бедно, в лаптях ходить за праздник считали, домишко был плохонький, а вот новый не строили. Она уж очень возражала. Мол, когда муж на войну уходил, строго наказывал, чтобы из избы никуда не уходила. В этой избе и помирать собиралась, а мужа своего не дождалась. Но был случай, доподлинно всем известно, незадолго перед смертью, когда уже совсем ослепла, проездом ехал шофер да зашел, воды попить спросил. Кто же откажет? Сел на лавку, а сам все на печку смотрел, словно хотел с собой унести. Посмотрел-посмотрел, да и ушел. А тут бабка вскоре и умерла. Как там все было, что перед смертью нашептала, неизвестно. Только сразу избу сломали. Народ говорил, что в печке чугун нашли, а там что было, тут уж не обессудь, никому неведомо. Только подниматься с той поры стали заметно, а потом в богатые вышли. Да, видно, не зря колдун заговор сотворил такой страшный, вишь, как оно обернулось.
- Куда само золото подевалось? – поинтересовался лейтенант.
- Тайга, племянник, такая большая, там все спрятать можно, что захочешь. Без указки никогда не найдешь, да сдается мне: либо в скиту схрон сделали, либо на прииске, только их тут столько было в то время, что и не сосчитаешь, жизнь тогда была вольная, один урядник на всю тайгу, годами без нужды туда не совался!
Все, что услышал лейтенант от Степана, было интересно, но к делу прямого отношения не имело. Трудно было поверить, чтобы через столько лет какое-то проклятие колдуна подействовало. Да и досталось ли чего Анатолию Николаевичу от того мифического золота? Своим ребятам в отделе расскажи, засмеют, по гроб шутники зубоскалить будут. И все-таки что ни думай, кое-что в этом рассказе походило на правду. Откуда деньги? С одной стороны, вроде бы бизнесмен, предприниматель, да уж размахнулся так широко, а весь городишко-то, если пересчитать, то столько и не стоит. Значит, что-то есть? Неплохо для начала побеседовать с девицей, которую он видел в тот вечер. Спросить у Сашки, сына Анатолия Николаевича? Так того нет в городке, куда--то уехал. Друзья говорили, что девица приезжая, вроде бы как из областного города, видели их там вместе. А что если еще раз внимательно осмотреть место происшествия? Может быть, чего в спешке и пропустили. Может, и осталась та знаменитая метка?


Там же, но в другом месте.








О жизни   Все публикации




В разделе Статьи и обзоры размещены освещающие последние события Московской области и в частности Раменского района и г.Раменское, г.Жуковский, г.Бронницы,
г.Москва, г.Люберцы, г.Воскресенска, г.Ногинска, г.Егорьевска, г.Коломна

Чтобы Вам было удобнее найти необходимую информацию - воспользуйтесь поиском


Подождите, идёт подгрузка данных...


Отменить и закрыть